Читать онлайн книгу "О прожитом с иронией. Часть вторая"
О прожитом с иронией. Часть вторая
Александр Владимирович Махнёв
Книга «О прожитом с иронией» является продолжением иронических зарисовок прозаика Александра Махнёва. Сюжеты, временные рамки событий в повествованиях разные, но объединяет их лёгкий юмор, ирония, вызывающие улыбку и, конечно, способствующие хорошему настроению. А это главная задача подобного рода произведений, считает автор.
Александр Махнёв
О прожитом с иронией. Часть вторая
Рисунки подготовлены кандидатом исторических наук, членом Творческого союза художников России и Международной федерации художников П.П. Крамаренко. Несколько рисунков взяты из открытых источников в сети Интернет.
© Махнёв А.В., 2021
© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2021
Предисловие
В 2017 году вышла в свет книга московского прозаика Александра Махнёва «О прожитом с иронией», часть первая. Тираж невелик, но разошёлся довольно быстро. В книге автор предложил читателю иронические зарисовки, некие жизненные истории, лёгкие в прочтении и абсолютно безобидные. Александр Владимирович советует: «Прочтите эти истории. Они просты в восприятии, интересны и жизненны. Мои герои порой смешны и нелепы, но я отношусь к ним с любовью и уважением. Ирония – это отнюдь не издёвка, это особый инструмент подачи комической сути происходящего события, и задача её – вызвать у читателя улыбку, добрую улыбку, освободить сознание хотя бы на несколько минут от сиюминутных проблем, житейских сложностей, освободить, а значит, продлить человеку жизнь. В этом благая цель моих литературных зарисовок. Улыбнитесь! Расслабьтесь! Удачи вам!»
Удивительного в том, что первая книга Александра Махнёва оказалась востребованной читательской аудиторией, ничего нет. Ирония, лёгкая, добрая шутка востребованы всегда, это то, чего порой нам всем в жизни не хватает.
И вот перед вами обещанная автором вторая книга. Она преподносится полноценным печатным изданием, дизайн обложки по сравнению с первой книгой почти не изменён. Сюжеты, конечно, разные, но все они из жизни, не надуманны, и вновь здесь присутствует лёгкая ирония, способная вызвать улыбку при прочтении.
Вот рассказ «Ловелас». Красавчик мальчишка Сергей Славский, ему бы девчонкой родиться, сетовала мать, дед, так тот прямо говорил – «подвела природа». Конечно, красавец по жизни по определению не мог не быть в центре внимания. Засматривались на паренька в школе одноклассницы, в красавца курсанта военного училища влюблялись девушки, и лейтенантом Славский в военном гарнизоне вниманием женского пола не обойдён. И он отвечал взаимностью. Любвеобильным был парень, но отнюдь не бабником, зная себе цену, к выбору подруг относился избирательно – дружил только с красавицами. Любвеобилие сыграло с ним злую шутку. Хотя это как посмотреть… Не буду рассказывать дальше, прочтите, и вы всё поймёте сами, поймёте и улыбнётесь.
Есть в книге несколько рассказов, посвящённых интересному персонажу.
Речь о Затевахине.
Фамилия не часто встречающаяся, это не Петров или Сидоров, это Иван Затевахин. Есть Затевахины военачальники, академики, учёные, есть довольно известные личности – всех этих людей роднит с героем повествований фамилия, и только. Автор подчёркивает: литературный образ Ивана собирательный, и искать связь с известными людьми не стоит. А чем интересен этот герой, его окружение, вы поймёте, прочитав повествования Александра Владимировича.
Итак, читаем рассказы прозаика Александра Махнёва. Будем надеяться, что у него хватит сил и энергии продолжить жизненные зарисовки, может, увидим и третью его книгу. Очень хотелось бы.
Секретарь Союза писателей России
капитан первого ранга В. В. Шигин
Удивительная история
Повесть
История забавная, она и грустная, и трогательная, и смешная. В ней много удивителъ ного.
Два абсолютно разных человека – опытный жёсткий оперативник и шагающий в неизвестность маленький человечек, не росточком, нет, душой маленький, – в то утро встретились. Встретились нелепо и, конечно, случайно. Провидение свело. Не оттолкнуло, не развело, а именно свело…
Ранняя осень. 1990 год. Подмосковный городок Энск
1.
Иван Егорович Коломиец удалялся от дома. Лицо сурово, голова гордо поднята. Шёл быстро и решительно. Но этой самой решительности хватило ровным счётом на квартал. У автобусной остановки притормозил, сел на лавочку и задумался. Не слишком ли громко он хлопнул дверью, и стоило ли психовать по пустякам. Впрочем, почему по пустякам. Супруга выставила мужа за дверь, и это можно считать пустяком?
Нет уж, позвольте, это не пустяк, это произвол. Он привстал, решительно стукнул рукой по лавочке.
Да, это произвол!
И вновь сел.
А может, не стоило спешить? Лариска не впервые устраивает подобные концерты, наверно, и на сей раз это просто бабья дурь. Может, она сейчас стоит у окна и смотрит, где там её непутёвый.
Коломиец вновь дёрнулся и даже глянул в сторону дома. Но с лавчонки не слез и рукой её больше не трогал. Лавка ни при чём, её из дому не гнали, стоит себе родимая и таких, как он, пускает задницу погреть и поразмышлять.
А что, собственно, произошло?
Ну, попросили его с работы, не выгнали, а именно попросили. Должность сократилась, и всё. Многим в эти перестроечные года пришлось покинуть насиженные места. Вот и их цех закрыли. И не важно, что Коломиец один из лучших в своей скромной профессии, изобретений куча, что-то есть эксклюзивное, дипломов дома пол-ящика. Это всё не важно. Всё, что они в своём кондитерском цеху изобретали, нынче из Франции, Турции, Италии и вообще из-за бугра прилетает. Порой вкуснее и дешевле. И это надо честно признать. Так что самое достойное нынче, кстати и доходное для их комбината, просто выпекать батоны да кирпичи серого хлеба – вот их участь, а всё иное побоку.
Иван Егорович глянул на часы.
Бог ты мой! Он уже три часа сидит на остановке.
Надо что-то решать. А что, собственно, решать? Выбор невелик – или с повинной домой, или в материну коммуналку.
Вспомнилось лицо благоверной, на этом лице было всё – ненависть, злость… слюни изо рта и голос, это не голос, это визг. Как она там кричала?
– Пошёл вон! Тунеядец, бездарь, импотент, убожество!!!
Точно так и кричала – импотент, убожество…
И что, к этой… надо возвращаться?
Ни за что!
Коломиец встал с лавочки и уже вполне уверенно двинулся в сторону дома мамаши, к родной коммуналке, к комнатке, где он родился и вырос. Хорошо хоть после смерти мамы хватило ума не продавать родное гнездилище, хотя Лариска требовала: дескать, кому комната нужна, вот если бы квартира, а то комната.
А вот шиш тебе!!!
С этой, пожалуй, единственно доброй за весь сегодняшний день мыслью он и шёл. Солнышко выглянуло из-за тучки, на душе стало комфортнее. Ничего, вся жизнь впереди. Дочурку только жаль, съест её Лариска. Но он в обиду…
Мысль завершить Коломиец не успел, чьё-то огромное тело сбило с ног. И уже падая, услышал:
– Стоять! Стрелять буду! Стоять!
Иван Егорович инстинктивно закрыл глаза, руками обхватил тело неизвестного. Они барахтались несколько минут. Затем раздался крик, стон, тело обмякло и сползло. Коломиец открыл глаза. Рядом на коленях стоял мужчина, в правой руке пистолет, а левой он уверенно надевал наручники на упавшего человека. Мужчина улыбнулся и даже, как показалось Коломийцу, подмигнул.
– Ну ты молодец, надо же такого бугая сломать.
Иван было попытался сказать, что не ломал он никого и вообще шёл в мамину коммуналку, но сказать ничего не мог, воздуха не хватало, он только тяжело дышал. Мужчина поднялся, отряхнул пыль с колен и протянул руку Коломийцу:
– Давай, дружок, поднимайся.
Иван тяжело встал, потряс головой, вытер рукой вспотевшее лицо. Рядом стоял милиционер, и, как в старых добрых приключенческих фильмах, вокруг толпились зеваки. Лежащий на земле мужчина зашевелился.
Тот, что был с пистолетом, повернулся к милиционеру.
– Лопахин, пока этот битюг не пришёл в себя, грузи. А Иванов, Иванов где?
Из толпы вывернулся второй милиционер.
– Здесь я, Сергей Петрович.
Оперативник с пистолетом, тот, кого милиционер назвал Сергеем Петровичем, нагнулся, в поисках оружия обстучал лежащего по телу.
– Хлопцы, грузите его.
Затем покрутил головой, словно кого-то искал, и остановил взгляд на Коломийце:
– А ты что ждёшь? Давай в машину.
Сказано было столь решительно, что Иван Егорович не посмел возразить. Он лишь протянул Сергею Петровичу почему-то оказавшуюся в руке кепку бугая.
– Вот…
Оперативник похлопал Ивана по плечу:
– Молодец! Пошли.
Через двадцать минут они были в районном отделении милиции. Дальше Коломиец лишь выполнял команды. Сказали сесть в коридоре, сел и сидел, пока не вызвали в кабинет. На двери кабинета висела табличка: «Старший оперуполномоченный Ломакин С. П.». Вызвали в кабинет. Сказали подпиши. Подписал. Что подписал, не читал, да и особо не интересовался, наверно, что-то нужное для милиции. Вновь отправили в коридор. Вновь, сидя на стуле, изучал табличку на двери – «Старший оперуполномоченный…».
Время к шести вечера.
Дверь кабинета приоткрылась, выглянул Ломакин.
– Что сидим? Пошли.
Коломиец встал и пошёл за Сергеем Петровичем. На втором этаже их ждал молодой паренёк.
– Что, вот этот?
Ломакин буркнул:
– А ты что, министра внутренних дел ждёшь? Другого не будет.
И уже обращаясь к Коломийцу, сказал:
– Понятым будешь. Ясно?
Иван Егорович кивнул. Про понятых он что-то слышал, вроде это люди, которые присутствуют при изъятии документов или каких вещей у преступников.
И уже смелее ответил:
– Ясно, товарищ начальник.
К семи вечера парень, звали его Павел, пожав руку, отпустил Ивана Егоровича:
– Спасибо за содействие органам. Всего доброго.
Коломиец вытер вдруг вспотевшую руку.
– И что, мне можно идти? А куда?
Паша пожал плечами:
– А куда хочешь, можешь к Ломакину спуститься.
Коломиец так и сделал. Спустился к кабинету с табличкой, тихонечко постучался. Ответа не последовало. Он присел на знакомый стул. Идти, не идти? Вновь поднялся, постучал в дверь, теперь громче.
– Ну, кто ещё там…
Ломакин выглянул в коридор.
– А… Это ты. Что нужно?
Иван Егорович растерянно посмотрел на Ломакина:
– Так это… Я пошёл?
Ломакин прищурившись посмотрел на Коломийца:
– Тебе что, ночевать негде?
Иван вздрогнул. Хороший нюх у оперативника. Но ответил бодро:
– Почему же негде. Есть где, есть и квартира, и дом, всё есть. Я просто подумал, вдруг вам ещё какая помощь потребуется. Я всегда готов.
Ломакин с явным подозрением смотрел на Коломийца.
– Помочь? Помочь-это хорошо. Давай-ка ты завтра к девяти подходи, разберёмся.
Иван Егорович улыбнулся:
– Я понял. Сергей Петрович, так я подойду? Ломакина в двери уже не было.
2.
В мамину коммуналку Коломиец добрался к восьми. По пути заскочил в гастроном, купил батон, кефир и шесть штук плавленых сырков. Большего при желании купить не мог-полки пусты. Вот и дом. Лифт, как всегда, не работал, так что на девятый этаж не дошёл, а дополз. Дверь комнаты почему-то оказалась открытой. Соседка, вечно опухшая от пьянства Алиска, прятала глаза, видно было, нашкодила. Шарить в чужих шкафах и комнатах эта дама умела.
Он устало посмотрел на Алису:
– Сергеевна, опять в комнату лазила? Я же просил, если что надо, ты спроси, может, что и дам. У мамы брать нечего, зачем ты лазишь?
Сергеевна что-то фыркнула и ушла к себе.
Тяжело вздохнув, Коломиец вошёл в комнату. Осмотрелся. Вроде все вещи на местах. Вот только тяжёлый запах алкоголя говорил о том, что соседка была здесь, причём совсем недавно.
Иван Егорович распахнул окно и как был, не снимая верхней одежды, плюхнулся на кровать. Закрыл глаза. Сон накатил быстро, и это не от усталости, просто родительский дом, атмосфера домашнего очага приняла его и успокоила. Успел ещё подумать: мама отругала бы, что в ботинках лёг…
Проснулся Коломиец в семь утра. По привычке было пошёл в туалетную комнату, а её-то и нет. Чертыхнулся, вспомнив вчерашние злоключения, и вышел на кухню. Соседка рано обычно на кухню не выходила, но сегодня будто ждала, дремала сидя у своего столика. Услышав скрип двери, встрепенулась:
– Доброе утречко, Иван Егорович. Как спалось? Надолго ли в гости?
Иван, не отвечая, прошёл в туалет. Сделал свои дела и в комнату, а это значит, опять через кухню.
И здесь Алиска – сидит, подперев руками грудь, улыбается и вновь с вопросом:
– Иван Егорович. Спрашиваю, как спалось? Надолго ли в гости?
Ну что ей сказать? Он пожал плечами:
– Надолго, Алиса Сергеевна.
В девять утра Коломиец был в милиции. Дежурный спросил, куда, мол, товарищ идём? Ответ прозвучал как пароль:
– Я к Ломакину.
В ответ отзыв:
– Ага! Проходи.
Иван подошёл к кабинету Ломакина, постучал в дверь, постучал довольно громко.
– Ну, кто ещё там…
Ломакин выглянул в коридор.
– Что нужно? Тьфу ты… Ты помочь обещал?
Иван кивнул.
– Заходи.
Иван Егорыч переступил порог кабинета. В помещении ничего за ночь не изменилось: небрежно разбросанные бумаги на столах, серые, уже далеко не прозрачные графины с позеленевшими стаканами, стулья, массивное кресло посреди комнаты, по углам два сейфа. Только запах табака был менее ядрёным, хозяин, видимо, проветрил кабинет, и ещё присутствовал аромат кофе.
Ломакин мотнул головой в сторону стула:
– Садись. Кофе будешь или, может, чай?
Коломиец кивнул:
– Буду. Кофе буду.
Кофе был хорош. Иван Егорович давненько такой напиток не потреблял. Лариска где-то ячменный суррогат покупала, им его и поила. Вспомнить тошно.
Оба наслаждались напитком, Ломакин причмокивал.
– На днях бизнесмен принёс. Настоящий! Эх, в магазины бы такой…
Коломиец вторил ему:
– Да уж, как говорится.
Ломакин посмотрел на Ивана Егоровича:
– Ещё?
И тот, расплывшись в улыбке, словно ждал приглашения посмаковать хороший напиток, кивнул:
– С удовольствием.
Ломакин налил кофе гостю и себя не забыл. Присел в кресло, крутанулся пару раз вокруг оси.
– Ну, рассказывай, Иван, как тебя там, Егорыч, что ли.
Коломиец насторожился:
– А что рассказывать?
Ломакин усмехнулся:
– А что, нечего? Ты же со вчерашнего дня как отмороженный ходишь и ко мне зачем-то пришёл. Нормальные люди на работу пошли, а ты в милицию. Давай. Давай, выкладывай, не ровен час, начальство вызовет и не поговорим.
В другое время Иван обиделся бы, дескать, какое тебе дело, товарищ Ломакин, до моих проблем, но на сей раз обиды не было. После скандала и хамства жены он должен был выговориться. И пусть батюшкой сегодня будет милиционер, что такого.
И он начал:
– Понимаете, Сергей Петрович, я инженер пищевой промышленности, женат, дочь есть, но вот…
На этом разговор и завершился. В дверь без стука заскочил милицейский чин в форме. Погоны Коломиец не рассмотрел.
– Сергей Петрович, на выезд, у нас грабёж-ювелирка.
Ломакин матюгнулся и, обращаясь к Коломийцу, махнул рукой:
– А я что говорил? Поговорить спокойно не дадут. Значит, так. Едешь со мной, по пути и пообщаемся.
Второй день его общения с милицейской братией был копия первого, с той разницей, что на него никто больше не падал. Сначала Коломиец вместе с оперативной группой ехал в машине, приехав к месту преступления, по команде Ломакина «вёл себя тише мыши». Устав сидеть, выходил потоптаться, но не далее пяти метров от автобуса, и вновь ожидал в машине. Затем пазик помчался, включив мигалку, на окраину города. Он, вцепившись в ручку впереди стоящего сиденья, как и оперативники, проклинал бездорожье. И когда Ломакин, вытащив пистолет, дал команду коллегам на выход, попытался тоже выйти, но услышал властное:
– Назад!
И вслед конкретную команду:
– Сидеть!
Собачья команда.
Был в детстве в их семье пёс, звали Тузиком, его и учили – «сидеть», «лежать», «рядом», «апорт» и прочее. Обидно, конечно, слышать собачью команду, но делать нечего, сидеть значит сидеть.
И он сидел.
Оперативники появились к семи вечера. Злые, недовольные. Ломакин через слово матюгался.
– На полчаса бы раньше, мать его… Взяли бы.
Кого, как, за что, Коломиец не понимал, а потому молчал, боясь попасть под горячую руку.
Автобус к отделению прибыл к девяти часам. Ломакин вышел первым.
– Парни, сдать оружие и по домам, завтра будем разбираться. Коломиец, где ты там! Выходи!
Услышав команду, обращённую к нему, Иван Егорович вздрогнул, руки сами потянулись вверх. Голос и интонации Ломакина завораживали. Коломиец выбрался из автобуса, потянулся, разминая косточки, затем присел на корточки.
Ломакин тут как тут.
– Далеко живёшь, Егорыч?
Коломиец поднялся:
– Да нет, не так чтобы далеко, но идти долго.
Сергей Петрович рассмеялся:
– Ответ вразумительный, надо бы записать, вполне в перестроечном стиле. Ладно, если не далеко, но долго, давай ко мне, я рядом живу, хоть к ночи по-человечески перекусим. Есть хочешь, Коломиец?
Иван Егорович кивнул.
3.
Через полчаса они были в квартире Ломакина. Пока Сергей Петрович накрывал стол, Иван изучал скромный быт старшего оперуполномоченного. Ничего примечательного, обычная подмосковная «двушка» в хрущёвке. Разве что в большой комнате на стене у обшарпанного дивана висела куча медалей. И все как показатели разносторонней физической подготовки хозяина: самбо, лёгкая атлетика, бокс, футбол и даже шашки. Висела парочка фотографий, видимо, родителей Сергея.
С кухни послышалось:
– Коломиец! Иван! Давай, ужин стынет.
Иван Егорович поспешил на голос.
Стол разносолами не баловал, и остывать было нечему – горячих блюд не было: три большие крупно порезанные луковицы, головка чеснока, шмат сала, чёрный хлеб и колечко колбасы, похоже, это была «Краковская». Посередине стояла литровая бутыль со слегка мутноватым содержимым, рядом два стакана.
Иван Егорыч с удивлением посмотрел на Ломакина, мол, где картофель фри, мясо по-французски, коньяк «Наполеон» и прочее.
Сергей намёк понял.
– Если лука мало, ещё подрежу.
Первый тост… Впрочем, тостов не было. Сергей налил граммов по сотне, сам выпил и Коломийцу чуть ли не влил содержимое в рот.
– Давай, давай, вот так её, родимую… вот так…
Коломиец поперхнулся. А Ломакин вторую порцию опрокинул и тянет бутыль к стакану Ивана.
– Давай, Ваня, давай…
К такой скорости Иван Егорович не привык, он вообще спиртное мало потреблял, разве что по праздникам, да и то грамм сто пятьдесят, не больше. А тут уже по четыреста накатили. Хотя нет, Егорыч на грудь принял меньше, он выпил два раза, а не три, как Сергей.
Выпив, закусили.
Минут через пятнадцать Коломиец почувствовал, жизнь налаживается, настроение поднялось и ему захотелось говорить.
На разговор потянуло и Ломакина. Он налил себе четвёртую порцию, посмотрел было на Ивана, однако махнул рукой, дескать, что с тебя взять, не пей, раз не лезет, и опрокинул стакан. Крякнул, занюхал куском хлеба, поднял указательный палец левой руки и, словно продолжая дружескую беседу, заговорил:
– Вот, Ваня, я и думаю…
Ивану Егоровичу было в этот момент так хорошо, ну так хорошо, что он не слышал своего нового друга, Иван блаженно улыбался и в мозгах формулировал, что же такое доброе и приятное он должен сказать этому замечательному человеку.
– Дорогой Сергей Петрович…
А Ломакин продолжает своё:
– Вот так, Ваня, мы и разошлись. А могли жить да жить, детей плодить, дачу завести, огород, а ещё лучше пивнушку купить: утром цистерну принял, к вечеру новую заказал – и народ доволен, у самого пена на губах, и деньги в кармане есть.
Иван Егорович наконец сформулировал мысль:
– Дорогой Сергей Петрович! Спасибо тебе, что приютил, обогрел, выслушал. Редкой ты души человек. Наверно, супруга любит тебя, детишки обожают. Как я тебе завидую, я…
Сергей Петрович насторожился. А кому он тут плакался, что жена ушла, детей нет и прочее? Но увидев блаженное лицо Ивана, понял: не слушал его Коломиец.
Ну и ладно, может, оно и к лучшему.
К полуночи Иван окосел окончательно, и с этим надо было что-то делать. Такси вызвать не получилось, тогда Ломакин, пользуясь служебным положением, вызвал оперативную машину и отвёз Коломийца домой.
На том дружеская вечеринка завершилась.
Проснулся Коломиец в час дня. Лежал он в маминой кровати и опять в обуви. Голова раскалывалась. Попытался было встать, но правая рука оказалась намертво прикована к постели. Он открыл глаза и увидел рядом расплывшуюся физиономию Алиски. Соседка своим большим и горячим телом лежала на его руке.
О боже! Что это?
Руку наконец удалось вытащить. Алиска проснулась.
– Иван Егорович? Доброе утро!
Иван свалился с кровати.
– Алиса Сергеевна, ты что делаешь в моей комнате?
Та, нимало не смутившись, села на кровати.
– Что? Это у вас, милок, надо спросить. Вчера ночью зашла поболтать, а вы меня в охапку да в кровать и давай лапать, я и прилегла.
Иван обхватил голову руками.
– О боже…
На этом трудности гуляки не закончились, его рвало, нестерпимо болела голова, руки тряслись. Лишь к вечеру ожил, помогли полстакана водки, что поднесла Алиска, доброй души человек, и горячий душ.
Так завершился третий день его холостяцкой жизни.
На четвёртый он уже в половине девятого сидел у кабинета Ломакина. Сергей Петрович пришёл к десяти, был зол и резок. И Иван попал под раздачу.
– Ты где вчера болтался? Заболел, так позвони, я тебя обыскался.
Ивану Егоровичу вновь захотелось поднять руки, мол, больше так не буду.
Крут, однако, Ломакин.
Вместе с тем где-то в глубине Ивановой души шевельнулась мыслишка: он что, в штате милиции состоит, зарплату получает? Он здесь никто и звать его никак. Сам подрядился помочь.
Эта, пожалуй, не слишком трезвая мыслишка заставила Ивана Егорыча густо покраснеть.
Ломакин тут же среагировал:
– То-то же! Давай заходи, поговорить надо.
Коломиец вслед за майором зашёл в кабинет и сел у стола.
Ломакин закрыл дверь на ключ, плюхнулся в кресло. Сделал парочку кругов на своём кресле-вертушке и, притормозив, уже с серьёзным видом посмотрел на Ивана:
– Егорыч, а я тебе вчера работу нашёл.
Увидев, как Коломиец встрепенулся, поднял руки:
– Не спеши. В органы тебя не возьмут, староват, хотя если по мне, рад бы видеть тебя в сотрудниках, человек ты обязательный, хороший, непьющий…
Сказав «непьющий», Сергей Петрович ухмыльнулся.
– А что, точно. Но работать ты будешь на мясокомбинате, инженером по научной организации труда. Работа, как говорят, не бей лежачего, при мясе, котлетах и прочем… Что нахмурился. Я уже с директором договорился. Через четыре дня, в понедельник и выходи. Что-то не нравится?
Иван опустил голову. А Ломакин опять за своё:
– Ты и нам мясо будешь приносить, директор не возражает, а мы ему поможем, если надо – защитим.
По реакции Ивана Сергей Петрович понял: надо человеку дать время подумать.
– Ладно, Егорыч, об этом позднее поговорим. А сейчас просьба к тебе. Очень серьёзная просьба. Надо органам помочь.
Коломиец встрепенулся.
Ломакин улыбнулся:
– Вот и молодец, ожил. Слушай сюда. Вчера взяли мы одного человечка, серьёзный мужчина. Грешков за ним много, но самое главное, он воровской общак унёс, деньги, ценности и прочее, суммы бешеные. За этот общак за ним и воры охотятся. Так что между двух огней мужик. И вот что мы решили. Подсадить к нему своего человека, может, что и расскажет. Пока он один в камере. А вот кого подсадным сделать, непонятно. Своих опасно, расколет в момент, человек опытный; заказать специалиста в других отделах-это время, а сам понимаешь, время-те же деньги. Вот я и подумал, а если ты посидишь с ним пару деньков? А что, человек ты посторонний, придумывать биографию не надо, ты Иваном и останешься, а по мелочам переговорим, главное-твоё согласие на операцию.
Услышав слово «операция», Иван кивнул сразу:
– Готов, Сергей Петрович, спасибо за доверие.
Ломакин с подозрением посмотрел на Коломийца:
– И что, вот так сразу и готов? Ну-ка встань.
Он обошёл Ивана, подёргал за рукава пиджака.
– Не годится. Не готов ты.
Коломиец возмутился:
– Что значит «не готов»? Я готов, ты только подскажи что и как, а уж фантазии у меня хватит.
Сергей Петрович махнул рукой:
– Ладно, будь что будет. На себя беру. Пока там начальство согласует…
Он вновь подошёл к Ивану, с силой рванул рукав пиджака, оторвав его. Отошёл в сторонку. Зашёл к Ивану с тыла, взяв за полы пиджака, разорвал чуть ли не до плеч. Отошёл на полметра.
– Надо бы лицо подправить.
Пока Ваня размышлял, как это в милиции лица подправляют, Ломакин, крякнув, с силой ударил Коломийца кулаком в скулу. Тот лишь ойкнул и схватился за щеку.
Одним словом, в течение пятнадцати минут оперативник приводил Ивана в состояние, соответствующее легенде. А легенда была такова. Работник хлебокомбината Иван Коломиец пришёл домой подвыпившим и застал жену с любовником. Разборки были недолгими – обоих порешил топором. По вызову соседей приехали менты и забрали убийцу. Убийца ничего не помнил, был сильно пьян.
Иван Егорович поначалу переживал за пиджак, затем чуть не заплакал, получив синяк, а когда услышал, что он хоть и по легенде, но убийца, совсем загрустил. Однако отступать некуда: пиджак порван, фейс разбит. В довершение Ломакин заставил его выпить сто граммов водки.
И это был последний штрих к портрету убийцы.
4.
В камеру Коломийца бросили настолько красиво и эффектно, что даже старый вор Кремнёв, по кличке Кремень, возмутился. Он поднял Ивана Егоровича, усадил на нары. Сам сел на соседние.
– Что за люди. Ублюдки, и всё тут. За что они тебя так отделали?
Иван упал на цементный пол неудачно, и к синяку на скуле добавилась расцарапанная рука. Но не это главное. Весь облик новоявленного арестанта был по-настоящему мученическим, и это разжалобило вора.
– Рассказывай, что случилось.
Иван Егорович, ни слова не говоря, лёг, свернулся калачиком и сделал вид, что спит. Он посчитал, что пауза сейчас просто необходима. Держал эту паузу недолго, минут тридцать, затем, всем видом показывая, что ему неимоверно больно, попытался сесть, но неудачно и вновь грохнулся на пол. Кремень встать сокамернику не помогал, просто наблюдал, что тот делает. Наконец Коломиец сел, мутным взглядом повёл по сторонам, увидев соседа, криво улыбнулся:
– Здравствуйте, меня Иваном зовут.
Тот кивнул:
– Иван, значит, Иван. Так что случилось, Ваня?
Иван Егорович обхватил лицо руками:
– Ничего хорошего. Лариску я убил и хахаля её, вот так.
Кремень ухмыльнулся:
– И что, без крови никак?
Коломиец, вновь сделав мученическим лицо, повернулся к соседу:
– Да откуда я знаю, может, и можно было, но, когда я их в кровати увидел, в голове что-то перевернулось, к тому же крепко выпившим был. Как, что-ничего не помню. Помню, как менты били, как в машине везли.
Кремень развёл руки в стороны:
– Вышак ты заработал, парень. Готовься.
Иван так вошёл в роль, что из его глаз реально брызнули слёзы. Он вскочил на ноги:
– Это что же, высшая мера?
– А то ж!
Коломиец покачнулся всем телом, упал на нары, вновь повернулся к стене.
Тишина.
Спустя, наверно, час нары под соседом заскрипели, он поднялся, прошёл к маленькому столику у стены, налил в кружку воды, жадно выпил. Вновь сел на нары.
– Тебе, парень, хорошего адвоката надо, без этого никак, засудят, это у них просто делается, может, ещё какой висяк подвесят, какая разница, скольких замочил, двоих, троих… а у них статистика…
Коломиец сел на нары:
– Это больших денег стоит, где я их возьму.
Он посмотрел в глаза Кремню, показалось, есть в мутных гляделках вора что-то человеческое. Подумал, это хорошо, может, предложит помощь.
Но когда через пару минут вновь глянул на вора, ничего, кроме иронической ухмылки на лице и полного равнодушия в глазах, не увидел.
Ладно, подождём.
Принесли ужин. Иван и не прикоснулся к баланде. Вновь прилёг, теперь уже лицом к нарам соседа. Больше они не разговаривали.
Ночь.
Ухом Иван уловил скрежет замка. Две тени ворвались в камеру, и на соседних нарах завязалась молчаливая борьба. Слышалось лишь затруднённое дыхание вперемешку с матом. Затем кто-то вскрикнул, чьё-то тело сползло на пол.
На нарах борьба продолжалась.
Иван сжался в комок и словно прирос к стене. Сердце не то чтобы в пятки ушло, оно выскочило и бежит к железной двери. Зубы отстукивают барабанную дробь.
Вдруг мат, приглушённый крик и тишина. Через минуту послышался тихий голос:
– Иван… Слышишь, Ваня…
Коломиец понял: это голос Кремня. Он тихонько поднялся с нар и осторожно, стараясь не наступить на лежащие тела, подошёл к сокамернику. Кремень лежал в неестественной позе, голова запрокинута, лицо залито кровью, обе руки у горла. Он пытался что-то говорить.
– Иван…
Коломиец с опаской наклонился к лицу Кремня:
– Я здесь.
Кремень чуть шевельнулся, по его рукам струилась кровь.
– Будут тебе деньги, большие деньги, только ты свяжись с человеком, найди способ… Белов, Белый, его знают. Через адвоката Сергеева… Скажи ему… Дом с голубятней на крыше, снаружи две доски, он поймёт. Повтори…
Путаясь, Иван повторил.
– Ещё раз повтори…
Иван вновь, теперь уже чётко, произнёс:
– Белов, Белый. Через Сергеева… Дом с голубятней на крыше, снаружи две доски… Правильно? Слышишь…
Кремнёв молчал.
Ивану Егоровичу по-настоящему стало страшно. Он понял: на его глазах развернулась свирепая, кровавая драма, и все её участники мертвы. Он вскочил, схватился за голову, пронзительным голосом закричал…
Очнулся Коломиец от резкого запаха нашатыря. Открыл глаза, покрутил головой. Машина, мигалки, и он на кресле уазика, рядом Ломакин.
– Ну, слава богу, жив. А я думал, ты четвёртый…
Сознание понемногу возвращалось к Коломийцу. Как в чёрно-белом кино крутились кадры: камера, нары, Кремень, тени, шум и три трупа, а ещё шёпот вора-Белый, Сергеев, дом с голубятней.
Послышался голос Ломакина:
– Иван Егорович, сейчас в больницу, потом домой. Всё забудь, всё нормально.
Иван сел на сиденье, потряс головой, крепко сжал виски руками.
– Я в норме, Сергей Петрович, в норме. Мне нужно домой.
Дома он был уже спустя полчаса. Ломакин проводил до двери.
– Ваня, ты спи, а я утром заскочу, хорошо? Всё, вон тебя Алиска ждёт.
Иван уже вполне пришёл в себя, вошёл в квартиру и сразу к Алисе.
– Сергеевна, налей сто граммов. Верну, ты меня знаешь.
Полстакана водки коренным образом подправили пошатнувшееся было здоровье, а главное, психику. Махнув не закусывая, Иван крякнул, как Ломакин в день их знакомства за столом, и посмотрел на Алиску.
– Алиса, что нового?
Та зарделась, видимо, не ожидая такого внимания.
– Что нового? Твоя приходила, вон чемодан принесла. Сказала, чтобы на её очи не появлялся. А ещё…
Но Иван не слышал, он уже был в своей комнате. Заперся. Лёг на кровать, прикрыл глаза. Камерные видения надо было отбросить, а потому он постарался сосредоточиться на чём-то хорошем.
Мама…
Да. Мама… Заснул мгновенно, но это был не сон, скорее это было пьяное забытьё, и места матери в нём не было, перед глазами вновь камера, Кремень, испускающий дух. Очнулся спустя час в холодном поту, с дрожащими руками. Поднялся, взял графин с водой вылил полграфина на голову. Вроде отпустило.
Мама…
Встал, подошёл к старому шифоньеру, достал мамкину шкатулку. Не пересматривал её вечность. Ага, вот фотографии, бездумно покрутил, повертел стопки писем.
Стоп! А это чьи письма, он их и не открывал. Быстро разорвал нитки, которыми была скручена пачка писем с незнакомым почерком. Прочёл одно письмо, тут же схватил другое, прочёл, третье…
Бог мой, оказывается, у мамы есть сестра, и живёт эта сестра во Франции, и она, судя по письмам, неоднократно звала мать к себе. А он и не знал о существовании родного человека за границей.
Интересно.
Пьяная пелена слетела, он протрезвел, и Кремень уже не вязался в памяти.
Франция! Да, он не прочь побывать в этой стране – Елисейские Поля, Эйфелева башня, французское вино. А кондитерка, какие во Франции изыски – круассаны, капкейк с кремом ганаш, киш лорен со шпинатом, яблочный сорбет, эклеры с заварным кремом, шоколадные трюфеля и так далее…
Мечтая о Париже, Иван пересматривал письма. Ага! Вот и телефон тётушки. Отложил письмо с телефоном и адресом в сторонку, авось пригодится. Аккуратно сложил письма, фотографии, разную мелочёвку в шкатулку, закрыл её и поставил на место.
Вновь прилёг на кровать, прикрыл глаза.
И тут же хорошие, добрые мысли ушли вместе с мамиными письмами в шифоньер, а в голову вновь полезла гадость – камера, Кремень, три трупа. Опять бросило в дрожь: Белов, Белый. Сергеев… Дом с голубятней на крыше, снаружи две доски…
Коломиец повернулся на бок, крепко зажмурил глаза, может, удастся заснуть. И вдруг его словно подбросило.
Дом с голубятней! Это же мамин дом. Дом, где он сейчас находится.
Да нет, быть такого не может.
И всё же…
Коломиец поднялся, сел на кровати, размышляя, что же предпринять. Где-то совсем рядышком, возможно, лежат большие деньги, пусть и бандитские, но всё же деньги. Иван знал свой характер, слабоват он был на принятие правильных решений, да, это так, но абсолютная безнадёга нынешней жизни заставила действовать. Он подошёл к зеркалу – вроде прилично выглядит. Оделся. На цыпочках вышел в коридор, достал фонарик, на дворе ночь, и вышел из квартиры. Как забраться в голубятню, Коломиец знал с малых лет, впрочем, всё его дворовое поколение прошло через это чудесное место, но в конце восьмидесятых разгромили голубятню, голуби исчезли, сама голубятня покосилась, пол прогнил, однако стены пока держались. А вдруг это место, о котором говорил Кремень.
Добираясь к голубятне, несколько раз рисковал сломать шею, но всё же добрался и даже внутрь влез. Освоился, разобрался, что к чему, собственно, что тут разбираться, всё знакомо с детства, ничего не изменилось. Выглянув в окошко с тыльной стороны, нащупал легко отводимые в сторону доски. Ага, вот они. Только подлезть к ним проблема. Но если постараться…
И он постарался.
За досками в небольшой нише лежал саквояж, втащить его в голубятню было трудно, но и здесь он сдюжил. Открыл саквояж. То, что Коломиец увидел, было бомбой – золотые изделия, пачки денег, много пачек, вновь драгоценности. Лицо Ивана покрылось испариной, руки тряслись, ноги вдруг подкосились. Он присел на пол, но взгляд от содержимого саквояжа не отрывал. А мозг тем временем работал чётко – надо взять немного денег и уйти. Уйти, положив саквояж на место, зачистив следы своего пребывания здесь, и бегом к Ломакину, мол, вспомнил последние слова вора.
Он так и сделал.
Схватил пачку, ковырнул пальцем-доллары, не считая сунул за пазуху. Затем постарался уничтожить свои следы. Это было трудно, но и здесь он очень постарался.
К Ломакину не бегал, просто позвонил и сказал, что вспомнил последние слова Кремня.
Тот матюгнулся.
– Раньше не мог позвонить? Ладно, будем искать, давай, до завтра.
В отделение Иван пришёл в десять часов утра и встретил в кабинете не майора-оперативника, а настоящего победителя с горящими глазами и гордой улыбкой. Рядом с Ломакиным в кабинете сидели два полковника, видимо начальство.
Увидев Коломийца, Сергей Петрович буквально втянул его в кабинет.
– Вот, товарищи, представляю, тот самый подсадной, что общак Кремня нашёл.
И обратился к Ивану:
– Проси что хочешь, здесь товарищи из центра, все вопросы решим. Проси.
Иван просить ничего не стал, просто пожал плечами, словно и не понимал, о чём речь.
– Не хочешь? Ладно, мы сами что-нибудь придумаем. Ты давай, посиди пока в коридоре, потом потолкуем.
Иван знал, что такое «пока посиди», но смиренно вышел в коридор. Вздохнул, прикрыл глаза.
Что просить, он уже знал.
5.
Заграничный паспорт и возможность выехать во Францию милицейское начальство выправило в два дня. Иван созвонился с французской тётушкой, та была жива, здорова и весьма обрадовалась звонку племянника. Ломакин с билетом до Парижа помог.
В столицу Франции россиянин Коломиец летел в бизнес-классе на «Боинге», летел, а на языке почему-то вертелась фраза: «Лечу как фанера над Парижем».
Фанера не фанера, но самолёт в аэропорт Орли прибыл чётко по расписанию. Встретила племяша сама тётушка, обняла, поплакала для порядка, посадила в «Мерседес», и они тронулись. Тётушка что-то расспрашивала, сама рассказывала, опять плакала, а Иван, прикрыв глаза, глупо улыбался и почему-то в голове по-прежнему крутилась мысль о фанере над Парижем.
Тётушка забеспокоилась:
– Ванечка, очнись, что с тобой?
Коломиец открыл глаза, повернулся к тётке.
– Тётя Луиза, я вот всё время думаю, откуда родилась фраза «…как фанера над Парижем».
Тётка с удивлением посмотрела на племянника – ну да, из советской неволи уехал, и о чём этот человек может ещё размышлять. Она понимающе кивнула, обняла племяша за плечи, горестно вздохнула.
– Ванечка, всё позади, ты со мной рядышком, ни о какой фанере не думай, всё будет в порядке.
А Иван всё о своём:
– Да вы не поняли, просто весь мозг в самолёте проела эта фраза о фанере…
Луиза улыбнулась.
– Да, вы, русские, загадочные люди. Вот и пойми, при чём здесь фанера. Вообще-то рассказывают, что в начале века, это был, по-моему, 1908 год, французский авиатор неудачно завершил показательный полёт: врезался в Эйфелеву башню и погиб. После этого события ваш меньшевик Мартов написал в «Искре», что царский режим «летит к своей гибели так же быстро, как господин Фаньер над Парижем». В среде рабочих эту фразу восприняли немного в другом виде, заменив фамилию авиатора на фанеру. С тех пор и говорят: «пролетел как фанера над Парижем». Есть и другие версии. Что, тебе все рассказать?
Но Ивану и одной было достаточно. Эта грёбаная фанера тут же выскочила из головы, освободив какую-то ячейку памяти для более важных событий и дел. И память включилась в работу. Во-первых, он услышал от тётушки о загадочности русского человека. Ага, значит, она себя русской уже не считает, быстро же у этих эмигрантов русскость проходит, заелись круассанами… Во-вторых, грамотная у него тётушка, раз так лихо растолковала про лётчика. В-третьих…
В-третьих, он уже рассудить не успел. Мерс остановился.
– Ванечка, приехали. Выходим.
Новая жизнь, новые впечатления закрутили Коломийца. Первую неделю тётушка Луиза сама знакомила его с Парижем, затем приставила гида-переводчика, периодически контролируя навык языкового общения племянника. Через месяц Иван вполне сносно мог разговаривать по-французски. О возвращении на родину Коломиец и не помышлял. Тётушка через юристов позаботилась о получении Иваном постоянной визы по уходу за престарелой родственницей, так что с этим было всё понятно, а главное, законно. Оставалось решить, чем Ивану заняться в этой замечательной стране. И речь не о деньгах, тётушка его богата, да и Иван не пустым приехал к родне. Но без работы Коломиец увядал.
Спустя месяц он нашёл работу, причём нашёл сам, без тёткиных подсказок. И работа эта была как раз той, к которой стремились и его душа, и руки.
Он кондитер!
Конечно, по образованию инженер пищевой промышленности, но то по диплому, а по жизни он увлечённый мастер кондитерского производства, к этим круассанам и булочкам и прочему тянутся его руки, сердечко успокаивается, а душа радуется, видя, как люди поглощают сделанную им красоту.
На первом этаже дома, где жила тётушка, была маленькая пекарня, конечно, он не мог обойти это ароматное и приятное заведение. Иван частенько заходил выпить кофе, съесть пирожное. Познакомился с хозяином. Имя у парня незамысловатое, вполне французское – Пьер. Напроситься на работу Иван не смел, но порассуждать о вкусах он и умел, и желал. И вот Пьер предложил ему поработать. Не из жалости к бедолаге, просто разбегался у него народ, это же не СССР, это Франция – не хочу трудиться за гроши, уволюсь, и никакой профсоюз не воспротивится.
Иван с радостью принял предложение.
* * *
Тем временем канул в Лету Советский Союз, разбежались союзные республики, бульдозером промчались по обломкам Советов лихие девяностые.
Много чего произошло.
Майор Ломакин до подполковника не дослужился. Вышел в отставку. Бизнесом заняться не смог, так и проживал на крошечную пенсию, иногда находил подработку, а получив деньги, пропивал и вновь тосковал в своей «двушке».
На дворе двухтысячный год, ранняя весна.
И вот однажды утром в квартиру Ломакина кто-то постучал. Сергей Петрович в это время с тоской рассматривал посиневшую сосиску в холодильнике и краюху хлеба на тарелке.
– Не заперто, кто там!
В дверь вошёл импозантный человек в лёгком плаще. Обличье показалось Ломакину знакомым.
– Вы по какому вопросу? Свет вырубать пришли? Не позволю!
Человек улыбнулся, смахнул крошки с табурета и, небрежно сбросив плащ, сел к столу.
– Да, Сергей Петрович, постарел, здорово тебя жизнь поистрепала. А мечтал ведь дачу завести, огород, а ещё лучше пивнушку купить: утром цистерну принял, к вечеру новую заказал – и народ доволен, у самого пена на губах, и деньги в кармане есть.
Ломакин плюхнулся от неожиданности на стул.
– Коломиец? Да не может быть. Ты же в Париж слинял. Меня весь главк из-за тебя поедом полгода ел, чуть из органов не попёрли. Благо выяснилось, что ты за больной старухой там присматривал…
Потом, будто что-то вспомнив, Сергей Петрович обхватил руками стол и, прищурившись, злобно посмотрел на Ивана:
– Так ты сдаваться пришёл? Я-то знаю, кто тогда у Кремня в сумке порылся. Не дурак! Что-то стырил, а сумку спрятал. Ну, так было? А? Что молчишь?
Коломиец скинул улыбку с лица. Так же обхватил стол руками.
– Хорош, Петрович! Я по делу к тебе. Всё расскажу. За все десять лет отчитаюсь и о деньгах расскажу. Ты вот что, оденься приличнее, я в машине внизу жду. Поговорить надо.
Он встал, накинул плащ и лёгкой походкой устремился к двери.
Ломакин в себя так ещё и не пришёл. Сбросив пелену с глаз, мотнул головой, затем пошарил рукой под столом, вытащил оттуда полупустую бутылку водки. Усмехнулся, руки не голова, руки знают места потаённые. Приложил бутыль, как горнист, к губам, занюхал сосиской и через десять минут был у подъезда.
Дверца беленькой «Ауди» услужливо открылась. За рулём машины сидела симпатичная девушка, Коломиец разместился на заднем сиденье.
– Садитесь, Сергей Петрович.
Он кивнул в сторону девушки.
– Это дочь моя, Светлана, знакомьтесь.
Через полтора часа они были в столице. Остановились у небольшого ресторанчика на юге Москвы. Коломийца явно здесь ждали. Он, по-хозяйски распахнув дверь, прошёл в ресторан. Человек в белоснежной сорочке встретил гостей, провёл к сервированному столу в центре зала.
Иван Егорович дружески приобнял Ломакина.
– Садись, Петрович. Такими разносолами, что ты меня тогда в девяностом потчевал, угостить не могу. Хотя и «Краковской» хотелось бы, и самогонки. Но, думаю, сегодня этот стол нас насытит.
Да уж! Изыском стол блистал. Здесь было всё, что душа пожелает. А душа Петровича немедленно желала грамм сто пятьдесят виски. Коломиец понял его состояние, налил спиртное в стаканы, дочери плеснул минералку.
– За встречу!!!
Затем ещё и ещё.
Пили много и молча, и не пьянели. Насытившись, Коломиец отставил стакан.
– А вот теперь, Сергей, слушай.
Рассказ Ивана Егоровича был долгим, всё же десять лет за плечами, и всё это время они не виделись. Рассказал он, что тётушка ушла в мир иной. Бывшая жёнушка на Украину к родне перебралась. Светлану он сумел вытащить во Францию. Горбатился как чёрт, сумел выстроить бизнес, в предместьях Парижа открыл сеть кафешек, его кулинарные изыски стали заметны и востребованы. Так что всё было в шоколаде.
Но вот родины не хватало, и он вернулся. Вернулся недавно, но, когда с деньгами человек, всё можно делать быстро, сумел он и в Москве развернуться.
– Этот ресторанчик мой, Сергей Петрович, и цех кондитерский здесь же. Поутру продукцию расхватывают, этим уже Светик управляет. Она у меня молодец, талант. А бандитские деньги я перевёл трём детским домам, сумма немалая была. Вот такие дела.
Ломакин исповедь некогда случайного своего знакомого слушал, открыв рот. Всё, что рассказывал Коломиец, казалось ему сном. Наконец Иван выговорился. Они помолчали. Ломакин налил виски в стакан, с тоской глянул на пожилого самодовольного французского гуся, в прошлом затюканного, трусливого и вечно сомневающегося человечка.
Глотнул вискаря.
– Всё это хорошо, а я здесь при чём?
Коломиец также плеснул себе виски.
– А ты что, мечту свою забыл? Пивнушку купить: утром цистерну принял, к вечеру новую заказал-и народ доволен, у самого пена на губах, и деньги в кармане есть. Забыл? Вот я тебе и предлагаю. Не пивнушку, конечно. Управляющим поработать в этом ресторане. Хату купим рядышком. Человек ты твёрдый, при деле пить перестанешь. Помнишь, ты меня непьющим назвал…
Он звонко рассмеялся. На голос хозяина откликнулся официант:
– Чего изволите, Иван Егорович?
Коломиец, повернувшись к халдею, лишь рукой повёл, дескать, не мешай.
– Что, Петрович, поработаем…
Но лица Ломакина он и не увидел. Опустив голову на руки, Сергей Петрович лишь вздрагивал всем телом. То была истерика. Нормальная мужская истерика.
Бывает иногда такое.
* * *
Это удивительная история.
Два абсолютно разных человека – опытный жёсткий оперативник и топающий в неизвестность маленький человечек, нет, не росточком, душой маленький и забитый человечек, – именно в то утро встретились так нелепо и, конечно, случайно. Провидение свело. Не оттолкнуло, не развело, а именно свело.
Сколько они тогда были вместе – три… четыре… пять дней? Пожалуй, да.
Всего-то!
А ведь не забыли ту встречу. Иван каждый день помнил своего случайного товарища, его силу, опеку, знал, что обязательно отблагодарит его. И Ломакин не забыл Коломийца. Он совершенно чётко и быстро понял, что именно это забитое существо дёрнуло из сумки Кремня деньги. Узнать было несложно. Снял отпечатки пальцев на кейсе и сравнил с отпечатками на чашке в своём кабинете. Они! Но не сдал Егорыча. Подумал седой головой опытный опер, не обеднеет бандитский мир, а хороший человек, может, в жизни и поднимется.
Так и случилось – эта история получила продолжение.
Хотелось как в сказке её завершить: «И стали они жить-поживать и добро наживать…» Но нет, то была новая Россия, и двухтысячные были сложными. Но что им, этим людям, какие-то трудности, позади куча преград, трудных дорог, и впереди путь тернист, но они упорные, битые мужики, и дорога им только вперёд.
А иначе не выживешь.
Рассказы
Ирония – это отнюдь не издёвка, это особый инструмент подачи комической сути происходящего события, и задача её – вызвать у читателя улыбку, добрую улыбку, освободить сознание хотя бы на несколько минут от сиюминутных проблем, житейских сложностей, освободить, а значит, продлить человеку жизнь. В этом благая цель литературных зарисовок.
Улыбнитесь! Расслабьтесь! Удачи вам!
Ловелас
В детстве Сержиком любовались родители, знакомые восхищались красотой мальчика.
С детсадовского возраста девчонки засматривались на паренька. Дед, так тот прямо говорил: «Надо было девчонкой родиться – подвела природа!» Соседка по лестничной клетке, чей толстый и неуклюжий переросток Коленька походил на маленького уродца, завидовала Анне Петровне, маме Серёжи. И зависть эта была чёрной, по крайней мере, так считала Анна Петровна. И чтобы поберечь мальчика от порчи, мамочка ставила оберег – крестик на тело, иконки по квартире и, наконец, булавку в одежду. Правда, после того, как Серёженька булавкой поранил руку, отец, Иван Сергеевич, отругал жену и заставил всю эту, как он говорил, никчёмность выкинуть.
– Крестик оставь, только не на цепочке, а, как и у всех нормальных детишек, на верёвочке. Вместо этой ереси лучше грамотой с ним займись, пять лет парню, скоро в школу-букв не знает.
Сергей Славский. Это о нём речь.
Фамилия красивая. Имя прекрасное, в переводе с латинского – «высокий, знатный».
Славский рос активным, весёлым. Дружбу водил со всеми, даже с соседским Колькой в одной песочнице иногда играл. Красотой не кичился, просто пока не осознавал привлекательную силу внешнего облика. Но всё до поры до времени. И когда в восьмом классе из-за него поцарапали друг дружке физиономии Оленька Рюмина и Наташа Сидельникова, он понял – нравится девчонкам. В девятом Славский целовался и даже уразумел, что выпуклость на груди у Наташки – это не небрежность в одежде, а признак того, что девчонка взрослеет, и под этим платьицем находится грудь девушки, не титьки, как кто-то из дружков иногда говорил, а именно грудь, и трогать её – удовольствие. И он трогал эту выпуклость, и именно у Наташки трогал, но особых чувств не испытывал.
Пока не испытывал.
В девятом классе мама твёрдо решила отдать отпрыска в театральное училище, к этому в семье готовились все, кроме отца. Иван Сергеевич, будучи действующим армейским служакой, отвёл сына в военкомат и записал абитуриентом в высшее училище ракетных войск. Жена возразить не смела, максимум её протеста заключался в обращении к Богу с просьбой поберечь красавца и вечерней молитве во здравие сына у небольшой иконки.
Против этого отец не возражал.
Сергей решение родителя принял как должное и увлечённо готовился к поступлению в училище. Надо иметь в виду, это был 1980 год, военных обожали и цену погонам защитника Отечества в стране знали.
В училище Сергей поступил без проблем. Учился прилежно, предметы схватывал быстро, время для личных дел оставалось. А личными были любовные дела курсанта. Девчонки в парня влюблялись пачками, но он действовал избирательно и дружил только с красавицами. Пачки со временем худели, подружки уходили, приходили новые.
Однако этот процесс не мог быть бесконечным, надо было остепениться – мама не давала покоя, всё подбирала невест, батя на каникулах задавал единственный вопрос: «Когда утихомиришься?», и сам Ловелас, так его окрестили на курсе, понял: пора жениться. Но на ком остановить выбор, парень не знал.
Прошли пять лет учёбы. Удивительно, но его подружки не подловили на беременности, не заарканили в ЗАГС, и факт остаётся фактом – к выпускному лейтенант Славский был всё ещё холост и вечер отмечал без скандалов, приведя в ресторан будущую надежду отечественного балета Наташу Крымову, неописуемой красоты девушку. Она же, единственная из многочисленных пассий, удостоилась обещания писать и не забывать о ней.
И вот Славский в войсках.
Как водится, нагрузок лейтенант с первых дней получил по самое, как говорят, не хочу. Стал спорторгом, регулярно, особенно в выходные, назначался начальником патруля, комсомол постарался навесить поручений, но это всё не главное, главным было сдать на допуск к самостоятельной работе в составе дежурной боевой смены пуска, так что лейтенант пропадал в учебном корпусе, где настойчиво грыз науку побеждать. Личного времени у литёхи не было. Со службы, порой не ужиная, он отправлялся в постель. О подружках вспоминал лишь во снах, сны эти были, как правило, эротическими и весьма тревожными. А вот друзья у него появились. Когда прибыл в часть, свободных номеров в полковой гостинице не было, и он с двумя коллегами снял жильё в городе. Стоило это, если плату за комнату разделить на троих, сущие копейки, но это была свобода, правда, относительная, всего каких-то восемь – десять часов в сутки, и то не ежедневно. Но всё же-свобода. Соседями Славского по комнате были лейтенанты, также выпускники ракетных училищ Паша Коротков и Андрюша Шубин. Парни сдружились, готовы были вместе коротать время, но всё не получалось, то один на службе, то другой на дежурстве, а одиночкой бродить по городу – не дело.
Однажды в воскресенье свободны были все, а потому решила молодёжь оторваться – ресторан и танцы, другой забавы город предоставить не мог. Был, правда, небольшой местный театр, зверинец-шапито, куча кафешек, но всё это не то. Лейтенантам нужен был полный отрыв. Денег в кармане куча-ещё подъёмные не растрачены, и отдых предвещал много интересного. Началось это интересное в ресторане. После двух тостов пошли танцульки. Дамам словно кто-то подсказал, что вечером здесь будет сам Ловелас. Вне зависимости от того, какую музыку играл оркестр, для местных барышень все танцы сегодня были дамскими, так что выпивать Сержик успевал лишь в короткие перерывы в игре лабухов, всё остальное время он был нарасхват. Это не всем нравилось, на лейтенанта с явным неодобрением смотрели немногочисленные посетители мужского пола, да и его приятели явно устали есть салаты и щёлкать глазами по сторонам. Скоро и Сержу надоели скачки в одиночку, но, как назло, под занавес танцы объявлялись дамскими. И вот тут лейтенант забастовал – сел и качал головой, отказывая страждущим подержать его ручку в танце. К десяти вечера, когда народ накачался до состояния конфликта, Серёга предложил друзьям уйти. Он полушёпотом объявил:
– Парни! Пора линять, меня или девчата порвут, или мужики изобьют.
Андрюха и Пашка парни неглупые, сразу согласились, но с условием, что уходят всей своей могучей кучкой, и не домой, а на танцы в парк. Серёга понял: главное испытание впереди, в парке его или сразу побьют, или…
А что такое «или», надо было думать.
Пока шли к парку, он нашёл выход – надо идти под крыло первой девушке, которая его пригласит, может, и самому быстренько найти предмет вожделений, главное, чтобы у этого предмета не было кавалера. На танцплощадке всё пошло в соответствии с его стратегическим замыслом, даже лучше. Предъявив билеты, они зашли в круг, оркестр заиграл танго, и Славский, не думая схватив за руку ближайшую одиноко стоящую девчонку, повёл её в танце. Разглядывал партнёршу уже в тесноте и темени площадки. Пытался о чём-то говорить, но музыка, чтоб у этого оркестра усилитель сгорел, забивала все его попытки, а девушка на потуги партнёра что-то сказать лишь пожимала плечами. И вот наконец музыкальный кошмар кончился. После грохота аппаратуры тишина оглушила.
Славский нагнулся к уху девушки:
– Спасибо!
Девушка прикрыла ушки руками:
– Не кричите, я не глухая.
От неожиданности отпрянув, Серж щекой уткнулся в нечто твёрдое – рядом стояла огромная колонка, та, что бомбила весь танец по ушам, и он расхохотался, ржал и тыкал пальцем в сторону колонки. Девушка поняла жест и тоже рассмеялась. Голосок был довольно приятным. Но вот смешинка проглочена, Сергей притих. Он рассмотрел партнёршу и похвалил себя за интуицию – девушка была хороша. Славский окончательно пришёл в себя, повеселел, а раз повеселел, всё вошло в норму. Пошли разговоры, шутки, прибаутки и прочее, что всегда было в арсенале Ловеласа. Подошли друзья, они тоже были с девушками. Вшестером стало ещё веселее. Поболтали, постояли кучкой и решили пройтись по парку. Дошли до первой скамеечки, Серж предложил присесть, парни с подружками пошли дальше. По училищной привычке Ловелас попытался поцеловать девушку, она отстранилась, полез снова и получил ощутимый удар по щеке.
Обидно.
Девушка с усмешкой посмотрела на него:
– Что, давно не целован? Сначала надо представиться, хотя бы имя партнёрши узнать, а то сразу в губы… Неприлично ведёте себя, лейтенант.
Славский смутился, зарделся всем лицом, но было темно, девчонка его смущение не увидела.
– Извините, бес попутал.
И убрал руку с плеча девушки, та повернула лицо в его сторону.
– Бес? Это что, ваш друг? Хорош друг. Ну да ладно, проехали. После извинений понимаю, рядом офицер. Меня звать Светлана, а вас?
Он обрадовался – прощён.
– Сергей, Сергей Славский. Лейтенант. Приехал летом.
Девушка перебила:
– Дальше не продолжайте, я и так всё знаю. Не женат, детей нет, живёте на частной квартире с двумя товарищами и так далее.
Сергей удивился:
– И откуда такие знания?
Девушка рассмеялась:
– Откуда? Город мал, новые лица пока не примелькались. И потом, кто же, имея жену, пойдёт на танцы, да ещё с друзьями.
Славский ухмыльнулся:
– Логично. Что, Светлана, пойдём гулять?
Бродили по парку до полуночи. Болтали, смеялись, много шутили, но к губкам Светы Серж больше не лез, хотя ой как хотелось. В первом часу Света поспешила домой, Серж, как порядочный кавалер, проводил девушку. Оказалось, живёт Светлана через дом от дома их хозяйки. Чопорно и строго простились. Сергей записал номер телефона Светы и попросил разрешения позвонить. Та в просьбе не отказала, а расставаясь, неожиданно чмокнула лейтенанта в щёку, помахала ручкой и убежала.
Вот тебе и раз…
Домой Славский летел на крыльях. В прихожей крылья сложил и быстро в кровать. Сон свалил мгновенно, и был этот сон отнюдь не эротическим, во сне его били. Бил Папанов. Бил «аккуратно, но сильно».
К чему бы это?
* * *
Встречались молодые люди ещё несколько раз. Бродили по парку, в киношку заскакивали, Серж всё поглядывал на Свету – может, в жёны взять? Да нет, молода, к тому же учится на первом курсе пединститута, а закончит институт – забодает проверкой школьных тетрадей. И уж больно строга, только глянет он на шейку, завитушку волос на голове, тут же включает серьёзную мину на лице, дескать, только попробуй…
Нет, что-то не то…
В октябре Сергею исполнялось двадцать два. Не юбилей, но всё же цифра красивая – две двойки, и он решил отметить день рождения, и отметить именно со Светланой, может, и открыться, мол, мне с тобой хорошо, туда-сюда, пятое-десятое и прочее. Объявил подружке заранее: есть событие, надо праздновать.
Всё это здорово, но Сержик ещё не знал, какой сюрприз готовят ко дню рождения любящие его люди.
Мама!
Милая, добрая мама минимум два раза в неделю звонила отпрыску: не голоден ли, не ругают ли командиры и прочее. На все вопросы сын бодро отвечал: «Нормалёк, маман!», в переводе на русский язык-«всё хорошо, мамочка». Именно мамочка подготовила сыну самый серьёзный подарок. В подарок была невеста! Ольга Рюмина. Да, да, та самая Ольга, одноклассница, в ранней молодости влюблённая в Славского. Все месяцы офицерской службы сына мама увещевала девушку:
– Олечка, знаю Серёженьку, он тебя любит, напиши ему.
Она писала, ответа не было.
Мамаша вновь:
– Занят, милочка, служба-дело серьёзное, а ты ещё пиши.
Ну и конечно, в телефонных переговорах с сыном мама слала бесконечное число приветов от Олечки. А тут день рождения, и маму осенило, не послать ли к сыночку Оленьку.
И вот она беседует с Рюминой:
– Поезжай, он будет рад. Поезжай, а я Бога буду просить, чтобы повенчал вас. Ты ведь любишь его?
Оленька, конечно, не возражала. Но вот любит-не любит, это был вопрос. Красавчик Сержик уже давно был ей по душе. Но любит ли он её?
А вдруг!
Адресом мама обеспечила, вручила Оленьке сумку с продуктами, сунула незаметно конвертик с деньгами в карман, так сказать, побалуйте себя, ребятишки, и проводила Рюмину к вокзалу. Ехать недалеко, всего-то шесть часов пути.
Сергею о подарке мама не говорила – пусть будет небольшой сюрприз.
В эти же дни в российском Подмосковье, в городе Серпухове, к поездке на день рождения друга готовилась ещё одна пассия Сержика, будущая балерина Наталья Крымова. С балетом не сложилось, не взяли в Большой, раскритиковали и в других коллективах, мол, полновата, шарма нет и прочее. И Наташа решила идти замуж. А тут и случай подвернулся. Её кавалер, Серёжа Славский, отписал из Белоруссии: так, мол, и так, служу, скоро в рост пойду и, возможно, буду генералом. Кто его надоумил адресом поделиться, бог знает, но так уж случилось. О дне рождения Сергея Наталья знала, год назад вместе праздновали. И наудачу Крымова поехала к другу.
Первой в воскресенье двадцатого октября в гарнизон приехала Олечка Рюмина. Вся в подарках, без тени переживания, зная, по словам Анны Петровны, что друг её ждёт, позвонила в дверь.
Славский, после душа, выбритый, гладкий, готовый бежать за цветами для Светланы, открывает дверь.
Немая сцена.
Сымитировав искренний восторг, но судорожно размышляя, что же делать, Серж принял гостью. И тут взгляд упал на Павла. Коротков выглядел измученно, не отошёл после дежурства и готов был спать сутки. Но что не сделаешь ради друга.
Серж с серьёзным видом наплёл Ольге, что срочно вызывают на службу.
– Увидимся! Такая у нас работа.
Надел полевую форму и был таков. Пашка, уже вполне проснувшийся, смекнул, девица очень даже ничего – можно приударить, тем более что сердце Славского, как он знал, прочно занято, и он с удовольствием шефствовал над гостьей. Помог разместиться в гостинице, показал парк и поспешил домой переодеться, пообещав подскочить к семи вечера, чтобы отметить знакомство в ресторане.
– А там смотришь, и Серж объявится…
Чуть позднее на квартире друзей объявился ещё один «подарок» – из Серпухова прибыла Наталья Крымова. Встретил её также отдыхающий в этот день от службы Андрюша Шубин. Увидев Наталью, Андрей задохнулся от счастья – такую красавицу видел впервые: высокая, стройная блондинка, глаза огонь, улыбка само счастье и радость. Подумал, везёт же Сержу, такие красавицы рядом. Андрей слышал разговор Серёги с Ольгой, и он пошёл по пути Павла, также взял на себя функции кавалера. Отвёл в гостиницу и пообещал к семи подскочить.
– А там смотришь, и Серж объявится…
Серж топтался вокруг дома до половины седьмого, всё не знал, ушла ли гостья из их квартиры. Затем рискнул, открыл дверь. Дома пусто.
Переоделся и бегом к Светлане. Он, кстати, ещё не знал, что на день рождения приехала Наташа Крымова.
Ровно в половине восьмого Славский со Светланой пришли в ресторан. Вошли в зал. Света дёрнула Сержика за рукав:
– Глянь, твои друзья. И Андрей здесь, и Паша, пойдём к ним.
Однако не на друзей смотрел Серж. Он увидел за столом своих бывших подружек. Побледнел, ноги сделались ватным. Но возразить не смел, уже привык: команда Светланы – закон.
Когда они подошли к столику, немой сцены не было. Света расцеловалась с парнями, представилась гостьям. Андрей организовал стулья, подбежали две официантки. За суетой никто и не понял удивлённых взглядов приезжих девушек. А взгляды были красноречивы. Оленька покраснела всем лицом, на глаза навернулись слёзы, Наталья, наоборот, побледнела, глаза жёсткие, на скулах гуляют желваки. Сергей понял: надо что-то предпринимать. Он встал-стол ещё не был накрыт, подали лишь спиртное, – налил почти полный стакан водки, плеснул и друзьям.
– Дорогие мои! Прежде всего хочу кое-что пояснить. Здесь сегодня присутствуют мои друзья. Оленька Рюмина, одноклассница, она приехала из белорусской столицы поздравить меня с днём рождения. Неожиданно. Неожиданно для меня, но тем не менее приятно видеть и Наташу, моего серпуховского друга. Рад приветствовать Пашу, Андрея и, конечно, Светлану. Спасибо, друзья, за поздравление. Я очень рад и пью за ваше здоровье. Ура!
Не чокаясь, большими глотками выпил водку. Вновь встал.
– Парни, пойдём на перекур. Дамы нас, я надеюсь, простят.
Лейтенанты ничего не поняли, но послушно встали и пошли за товарищем. Пашка, правда, задержался – забыл глотнуть спиртное. Выпил, крякнул, руку к носу и побежал за друзьями.
Серж не знал, о чём будет говорить с коллегами, а потому молча сидел в курилке и пускал дым. Он, видимо, считал, что сложившаяся ситуация рассосётся, нужно время.
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66732150) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения